КАК ЛОВИЛИ ВЗЯТОЧНИКОВ медицинского института. Архивная папка следственных дел СССР
Posted by operkor на 5 Липня, 2011
Рассказывает старший следователь прокуратуры Ленинграда младший советник юстиции Валентина Шмидт. 17 августа 1956 г. в отделение милиции Кировского района Ленинграда явилась гражданка Ермолаева и сообщила об известном ей случае взяточничества в 1-м Ленинградском медицинском институте. Заявительница рассказала, что к ее соседке Гоголевой приехали из г. Калининграда девушка и молодой человек, окончившие среднюю школу, с целью поступить в медицинский институт. Через некоторое время Ермолаева встретила Гоголеву и поинтересовалась, приняты ли они в институт. Гоголева сообщила, что девушка принята за взятку в 10 000 руб., а юноша, хотя и дал взятку в 8000 руб., не был принят в институт, так как не сдал экзамены. Ермолаева, возмущенная этим сообщением, заявила в милицию о происшедшем разговоре.
В тот же день Гоголева и ее муж были вызваны в милицию и допрошены. Они подтвердили факты, сообщенные Ермолаевой. Гоголева показала, что в конце июля к ним приехала их знакомая Верейкина, проживающая в г. Калининграде, со своим сыном Станиславом Кузьмичевым и подругой сына — Гелией Казанцевой. Они направили документы для поступления в 1-й медицинский институт. 5 августа Кузьмичев не сдал экзамена по химии, в связи с чем его не допустили к экзаменам по другим дисциплинам. Верейкина, получив это известие, расплакалась и рассказала Гоголевой, что ее сыну должен был помочь знакомый врач, работающий в 1-м медицинском институте, фамилию которого она не назвала. Верейкина сказала, что она дала ему взятку в сумме 8000 руб. за поступление в институт ее сына и 10 000 руб. за прием в институт Гелии Казанцевой.
Гоголев подтвердил показания своей жены и дополнил, что через некоторое время после первого разговора Верейкина обратилась к нему с просьбой помочь ей получить обратно деньги. С этой целью по просьбе Верейкиной Гоголев назвался ее мужем и пошел вместе с ней к тому лицу, которое за взятку должно было устроить Станислава Кузьмичева в институт. Так Гоголев познакомился с Романом Моисеевичем (ни фамилии, ни должности его он не знал).
Гоголев указал адрес, где проживает Роман Моисеевич, описал его внешность, расположение квартиры и вещей в ней, а также рассказал об обстоятельствах встреч с ним. Гоголев дважды был на квартире у Романа Моисеевича и однажды встречался с ним на станции метро «Автово». При этой встречи присутствовал Станислав Кузьмичев. Роман Моисеевич сожалел, что не смог помочь сыну Верейкиной поступить в институт, обещая устроить его в другое учебное заведение.
При второй встрече с Романом Моисеевичем последний вернул Верейкиной в присутствии Гоголева 6000 руб. Немедленно после допроса Гоголевых было установлено, что по адресу, названному Гоголевым, проживает ассистент кафедры общей хирургии Роман Моисеевич Козачинский.
По указанным фактам было возбуждено уголовное дело о взяточничестве. Оно в первоначальной стадии расследовалось в милиции, а в дальнейшем передано по подследственности в прокуратуру Ленинграда. Ведение предварительного следствия поручили мне.
18 августа на квартире Козачинского был произведен обыск. Когда сотрудники милиции подъехали к дому, где он проживал, из подъезда вышел мужчина, напоминавший Козачинского по внешности. Его спросили, не он ли Козачинский, тот испуганно заявил, что нет, и пытался быстро уйти. Тогда ему предложили предъявить документы. Выяснилось, что это и есть Роман Моисеевич Козачинский. При обыске у Козачинского обнаружили 21000 руб. наличными и 7 сберегательных книжек на предъявителя с вкладами на 97 719 руб.
2.
В сберегательной книжке № П-16870 с суммой вкладов 10 000 руб. оказался листок бумаги, на котором была написана фамилия — Гельфанд, а в сберегательной книжке № П-131 с суммой вклада в 10000 руб. также была вложена записка с именем и отчеством некоей Елены Сауловны.
Обращал на себя внимание тот факт, что в сберегательные кассы вклады были внесены единовременно и больше никаких операций по указанным счетам не производилось. Почти все сберегательные книжки были выданы в разные числа июля 1956 года. При обыске были изъяты также 3 записные книжки, книга для записи телефонов и отдельные записки с адресами и номерами телефонов.
Особенный интерес представляла одна из записок, в которой указывались несколько фамилий с именами, отчествами и адресами. В некоторых случаях в конце фамилии и адреса стояли цифры +10, + 5 и + 2, обведенные кружками. В левой стороне записи имелся какой-то значок, напоминавший крестик. В качестве примера приведу одну такую запись: «-(-» Маламуд — Черновица Яков ул. Лукьяна Кобельцина Через Володю Пеккер. заяв. 1/VІ +10».
В записке упоминался Станислав Иванович Кузьмичев и Гелия Казанцева, о которых уже имелись сведения, что они дали взятку. Рядом с некоторыми фамилиями имелись непонятные, на первый взгляд, записи, например «гр. 53 3/У1П — физика». Они, по-видимому, означали номер группы, в которую зачислено лицо, сдающее экзамен, дату и обозначение предмета. Цифры + 10, +5, +2 могли обозначать сумму полученной взятки.
Среди записок имелись и такие, о которых можно было даже и по внешнему виду сказать, что они исполнены не Козачинским, а другим лицом. В одной из таких записок значилось: «Рабинович Любовь Георгиевна Ж2-39-02 Сима Исааковна № 450». В другой указывались имя, фамилия и отчество некоей Портной, номер группы и расписание занятий.
Во время обыска в квартире раздался телефонный звонок, Какая-то женщина спрашивала Козачинского. Работник милиции, взявший трубку, сообразил, что эта женщина может иметь отношение к взяточничеству. Поэтому он сказал, что Козачинский болен, и попросил женщину приехать на квартиру, сообщив ей для этой цели адрес, которого она не знала.
Через некоторое время к Козачинскому явилась Сима Исааковна Рабинович, которая, увидев происходящее, очень растерялась и на вопрос о причине прихода не смогла ничего вразумительного ответить. Поскольку при просмотре документов, обнаруженных у Козачинского, имелась записка с упоминанием Любови Георгиевны Рабинович, а внизу после номера телефона упоминалась Сима Исааковна, возникло предположение, что и она причастна к взяточничеству. В связи с этим Рабинович была задержана и доставлена для допроса в отделение милиции.
Из допроса Гоголевой выяснилось, что Станислав Кузьмичев не уезжал из Ленинграда. Гоголева сообщила его адрес, и он был вызван для допроса. Кузьмичев признал, что действительно ему должен был оказать содействие в поступлении в институт знакомый его матери Козачинский. Кузьмичев показал, что перед отъездом в Ленинград он слышал от родителей о переводе 5000 руб. в Ленинград, но тогда он не знал цели перевода. В Ленинграде он вместе со своей матерью ходил в сберегательную кассу, где она внесла на предъявительскую книжку вклад в сумме 3000 руб. Из разговора с матерью Кузьмичев понял, что она должна эту книжку отдать Козачинскому.
Как уже указывалось выше, при обыске у Козачинского нашли сберегательные книжки на предъявителя с вкладами в 3000 и 5000 руб. Эти суммы соответствовали тем, которые, по-видимому, Верейкина передала Козачинскому. Кузьмичев объяснил, что денег на проживание в Ленинграде у них оставалось всего 200—300 руб., и его мать беспокоилась, как бы ее не обманул Козачинский. Перед отъездом матери из Ленинграда Кузьмичев видел у нее в сумке крупную сумму денег, из чего сделал вывод, что, по-видимому, Козачинский вернул деньги, так как попытка устроить его в институт не удалась.
Козачинский подтвердил, что Верейкину он знает как врача и познакомился с ней во время войны в госпитале, где находился на излечении в связи с ранением. Последний раз он встретил Верейкину в Ленинграде незадолго до возбуждения дела. В отношении денежных вкладов по 7 сберегательным книжкам Козачинский утверждал, что это его личные сбережения.
Что означают записи фамилий на листках бумаги, обнаруженных при обыске, Козачинский объяснить не сумел. Но к этому времени стало известно, что лица, фамилии которых значились в записках, пытались поступить в медицинский институт и были допущены к приемным экзаменам. Номера, указанные в записках, означали номер личного дела, а «гр.» — группу, в которую зачислили для сдачи экзаменов поступающего в институт. Расписание экзаменов в записках Козачинского соответствовало действовавшему.
Шаг за шагом Козачинскому были предъявлены данные, уличающие его в получении взяток, и он вынужден был признать себя виновным, подробно рассказать о совершенном преступлении и назвать тех лиц, у кого брал взятки за оказание «помощи» при поступлении в институт.
Однако Козачинский не был ни членом приемной комиссии, ни экзаменатором. В связи с этим возникло предположение, что Козачинский вошел в сговор с кем-либо из лиц, имевших непосредственное отношение к приему в институт. Это было тем более вероятно, что Козачинский на допросе назвал члена приемной комиссии Елецкую, которой он якобы дал 8000 руб. за помощь его «клиентам».
Преподаватели иностранных языков Векшина, бывшая на экзамене ассистентом, и Вендерович, принимавшая в этот день экзамен, на допросе показали, что к ним обращалась Елецкая с просьбой оказать снисхождение сдававшим экзамен Маламуду и Казанцевой (Козачинский признал, что он от матери Казанцевой и отца Маламуда получил по 10 000 руб.). Однако преподаватели ответили отказом на просьбу Елецкой. Так как Маламуд и Казанцева отвечали на заданные им вопросы очень успешно, то они получили отличные оценки и были приняты в институт на законных основаниях.
Елецкая признала, что Козачинский, пользуясь их прежней дружбой, несколько раз просил ее за отдельных лиц, сдававших вступительные экзамены в институт, в частности за Казанцеву и Маламуда, но она не предполагала корыстной заинтересованности Козачинского. На последующих допросах Козачинский отказался от своих показаний в отношении Елецкой, заявив, что оговорил ее из мести, так как она как партгруппорг мешала его дальнейшему продвижению по службе.
В процессе расследования были установлены фамилии преподавателей, принимавших экзамены от лиц, родители которых давали взятки Козачинскому, а также преподавателей, присутствовавших на этих экзаменах. Выяснялись их взаимоотношения с Казачинским.
Лица, принимавшие экзамены по общеобразовательным предметам — химии, физике, иностранным языкам — являлись преподавателями средней школы и в институте не работали. Козачинский же был ассистентом по кафедре общей хирургии. Общую хирургию в институте изучают на 3 курсе. Поэтому Козачинский по службе не был связан с преподавателями, принимавшими вступительные экзамены.
Кроме того, занятия по общей хирургии происходили в больнице, где Козачинский работал главным врачом. В институте он бывал редко, в связи с чем со многими преподавателями общеобразовательных предметов не был даже знаком, а с другими поддерживал только официальные отношения.
3.
Приняв дело к своему производству, путем допроса сотрудников института я установила, что в период приемных экзаменов Козачинский приходил в институт всего один раз за получением заработной платы. В этот раз, как следовало из показаний свидетелей Мелик-Багдасаровой и Елецкой, он обращался к ним с просьбой о помощи своим «клиентам».
Мелик-Багдасарова подтвердила показания Козачинского о том, что он просил ее похлопотать перед дирекцией о разрешении Рабинович, получившей на экзамене тройку и поэтому лишившейся возможности поступить в институт, пересдать экзамен. Однако Мелик-Багдасарова на просьбу Козачинского ответила отказом.
Елецкая показала, что Козачинский несколько раз звонил к ней по телефону с просьбой оказать содействие Рабинович-в пересдаче экзамена по химии. Никаких встреч Козачинского с преподавателями и с членами экзаменационной комиссии (за исключением Елецкой и Мелик-Багдасаровой), а также с ассистентами преподавателей в период приемных испытаний я не установила. Проверив счета на имя Елецкой в сберегательной кассе, я выяснила, что за летние месяцы она денег в сберегательную кассу не вносила.
Ввиду того, что в процессе следствия не было добыто никаких данных об участии Елецкой во взяточничестве, к уголовной ответственности ее не привлекли. Поступок Елецкой, просившей об уменьшении требований к Казанцевой и Маламуд, был обсужден общественными организациями института.
Из показаний директора института следовало, что с целью предотвращения возможных злоупотреблений в аудитории во время приема экзаменов, кроме экзаменатора, присутствовал один из членов экзаменационной комиссии и ассистент преподавателя. Отметки экзаменующимся ставились экзаменатором по согласованию с этими лицами. Таким образом, никаких данных об участии во взяточничестве преподавателей или членов приемной комиссии в ходе расследования добыто не было.
Перед следствием стояла задача — собрать доказательства, подтверждающие или опровергающие дачу взяток со стороны тех, о ком говорил Козачинский. Будучи, допрошена, Рабинович показала, что на съезде хирургов Ленинграда она познакомилась с Козачинским. Поскольку он работал в медицинском институте ассистентом, Рабинович решила обратиться к нему с просьбой помочь ее дочери Любе (Любови Георгиевне) пересдать экзамен по химии, так как на этом экзамене она получила тройку, в связи с чем не набрала необходимой суммы баллов для поступления в институт. Дачу взятки Рабинович отрицала.
Обнаруженная при обыске у Козачинского записка с номером группы, фамилией и именем дочери Рабинович была направлена на экспертизу, и эксперт-криминалист, исследовав ее, пришел к выводу, что эта записка написана Рабинович. Козачинский объяснил, что Рабинович вручила ему за содействие,’ оказанное при поступлении ее дочери в институт, сберегательную книжку на предъявителя со вкладом в 10 000 руб. Эти показания Козачинский подтвердил и на очной ставке с Рабинович. Однако, несмотря на то, что Рабинович была уличена в даче взятки, она продолжала категорически это отрицать.
Верейкина на одном из первых допросов, отрицая дачу взятки Козачинскому, признала, что она его знает и, находясь в Ленинграде, была у него в гостях. Однако, когда ее ознакомили с показаниями Гоголевой и ее сына — Кузьмичева, она призналась в даче взятки и рассказала при каких обстоятельствах это произошло. В апреле, находясь в Ленинграде, Верейкина встретила Козачинского. Он действительно во время войны лежал в г. Тагиле на излечении в госпитале, где она работала врачом (кстати отметим, что в записке, обнаруженной при обыске у Козачинского, кроме Кузьмичева, упоминалась некая Таисия Николаевна из Тагила, это и была Верейкина).
Узнав о месте работы Козачинского, Верейкина попросила его оказать помощь сыну при поступлении в медицинский институт. Козачинский согласился, но потребовал 10 000 руб. У Верейкиной таких денег не было, и они договорились о 8000 руб. Попутно Верейкина договорилась об оказании такой же «помощи» подруге ее сына Казанцевой.
Через некоторое время она, вернувшись в Калининград, получила письмо от Козачинского, в котором он просил выслать 5000 руб., остальные деньги Верейкина должна была вручить ему в Ленинграде. Вслед за первым было получено второе письмо, из содержания которого стало ясно, что Козачинский попытается устроить в институт и Казанцеву, но за это он потребовал 10 000 руб.
Верейкина предъявила мне письмо Козачинского и квитанцию о телеграфном переводе на его имя 5000 руб. Оказалось, что Козачинский, кроме просьбы выслать 5000 руб., по-видимому, с целью давления на Верейкину, сообщал ей, что «создалась обстановка, когда нужно спешить с броней». В другом письме Козачинский писал, что «…с большим трудом достал для Гелии книгу, стоит 10 руб…» (10 руб. обозначало 10 000 руб.). Письма и квитанция были приобщены к делу.
Из показаний Верейкиной следовало, что мать Гелии Казанцевой согласилась с условиями Козачинского и готова была дать взятку лишь бы устроить дочь в институт. Поэтому в Ленинград Верейкина и ее сын поехали вместе с Гелией Казанцевой, которая там передала ей сберегательную книжку на предъявителя с суммой вклада в 10 000 руб. Эту сберегательную книжку Верейкина лично отдала Козачинскому. Она пыталась вручить ему еще 3000 руб. наличными, но Козачинский предложил внести деньги в сберегательную кассу на предъявителя, а сберегательную книжку передать ему. Верейкина так и поступила.
Верейкина подтвердила показания свидетелей Гоголевых, признав, что Козачинский из переданных ему 8000 руб. вернул обратно 6000 руб. после того, как ее сын на экзамене по химии получил неудовлетворительную оценку.
Гелия Казанцева вначале отрицала знакомство своих родителей с Верейкиной. Однако в ходе допроса Казанцева изменила свои показания и рассказала, что Верейкина предложила матери устроить ее, Гелию, в медицинский институт через своего знакомого. Перед отъездом мать дала ей 10 000 руб., попросив внести их в сберегательную кассу на предъявителя и отдать книжку Верейкиной. На допросе Казанцева указала сберегательную кассу, где был открыт счет на предъявителя и заявила, что приходный ордер она заполнила лично. Все экзамены Казанцева сдала на отлично и без помощи Козачинского ее приняли в институт.
Показания Верейкиной и Гелии Казанцевой подтверждались объективными доказательствами, собранными по делу. В отделении связи по местожительству Козачинского мне сообщили, что он действительно получил перевод на 5000 руб. из Калининграда. В извещении к переводу был указан номер паспорта Козачинского и имелась его расписка в получении денег.
В сберегательной кассе, куда по словам Верейкиной она внесла 3000 руб., действительно имелись данные об открытии предъявительского счета на эту сумму. Проверкой было установлено, что по одной из сберегательных книжек, изъятых при обыске у Козачинского, счет на сумму 10 000 руб. открыт именно в той кассе, на которую сослалась Гелия Казанцева. Приходный ордер на взнос в сберегательную кассу 10 000 руб. был изъят, и криминалистическая экспертиза подтвердила, что текст и подпись на приходном ордере выполнены Гелией Казанцевой. Кроме того, в заключении эксперта указывалось, что письма на имя Верейкиной исполнены Козачинским.
Мать Гелии Казанцевой полностью подтвердила показания своей дочери и Верейкиной. Так были собраны доказательства, устанавливающие виновность Казанцевой и Верейкиной в даче взяток. Теперь по делу требовалось установить, кто такие «Елена Сауловна» и Портная. Их имена упоминались в записках, обнаруженных при обыске в квартире Козачинского. Елена Сауловна, ответил Козачинский,— это Е. С. Шуйфер, давшая ему взятку в 10 000 руб.; Портная—дочь одного знакомого. Ее отец также дал взятку в 10 000 руб. за содействие в поступлении дочери в институт. Показания Козачинского в отношении Шуйфер требовали тщательной проверки, так как последняя категорически отрицала дачу взятки.
Было маловероятным, чтобы 10 000 руб. находились у Шуйфер дома. По-видимому, эти деньги хранились у нее в сберегательной кассе, а затем были переведены на предъявителя. В сберегательной кассе, в которой Шуйфер открыла счет на предъявителя (это установили по записке, лежавшей в сберегательной книжке), удалось выяснить, что там имелся вклад на имя А. О. Шуйфер (мужа Е. С. Шуйфер) в сумме 10 158 р. 33 к. Этот счет 11 июля 1956 г. был закрыт. Я осмотрела операционный дневник сберегательной кассы за июль 1956 года и установила, что в нем записана операция по закрытию счета на имя А. О. Шуйфер, а вслед за ней операция по открытию счета № 0761964 на предъявителя на сумму 10 000 руб. Сберегательная книжка со счетом № 0761964 и была найдена при обыске у Козачинского. В этой книжке и находилась записка с упоминанием Елены Сауловны.
Следует отметить, что в сберегательной кассе при производстве операций вкладчику выдается нумерованный жетон, который предъявляется кассиру при получении денег. На приходном и расходном ордерах в углу ставится номер жетона. На расходном ордере, выписанном Е. С. Шуйфер по доверенности А. О. Шуйфера, и приходном ордере для открытия счета № 0761964 на имя предъявителя, заполненном старшим контролером сберегательной кассы, стоял один и тот же номер жетона — 550.
Допрошенный в связи с этим старший контролер сберегательной кассы показал, что это обстоятельство свидетельствует о производстве операций одного и того же вкладчика без выдачи наличных денег. В лицевом счете Шуйфера имелась доверенность на имя его жены, которая и закрыла счет на имя Шуйфера, открыв одновременно счет на предъявителя.
На очной ставке с Шуйфер Козачинский подтвердил свои показания. Однако она продолжала категорически отрицать как знакомство с Козачинским, так и дачу ему взятки, утверждая, что деньги из сберегательной кассы были взяты ею лично и истрачены на покупку вещей.
4.
Супруги Шуйфер допрашивались друг за другом, так что исключалась возможность их сговора. Когда А. О. Шуйферу было предложено точно назвать, какие именно вещи куплены на эти деньги, то он дал невразумительные ответы, которые расходились с показаниями его жены. В частности, Шуйфер утверждал, что купил для себя лично демисезонное и летнее пальто, материал на костюм, кое-что для жены и дочери, но что именно он назвать не смог. Его жена заявила, что на деньги, взятые со сберегательной книжки, они приобрели меховую шубу для нее, зимнее пальто дочери и т. д., но не назвала предметов, указанных ее мужем.
Что же касается записки с упоминанием в ней фамилии Портной, ее адреса, номеров группы и личного дела и расписанием экзаменов, то при проверке в 1-м медицинском институте выяснилось, что сведения, содержащиеся в записке, соответствуют действительности.
Отец Людмилы Портной, отрицая знакомство с Козачинским, уверял, что он никого не просил оказать содействие в поступлении его дочери в институт, тем более за взятку. На вопрос, знал ли он номер группы, в которую была записана его дочь для сдачи экзамена, номер ее личного дела в институте и расписание экзаменов, Портной ответил утвердительно. Все эти сведения, по его словам, он записал на клочке бумаги, эту записку никому не отдавал, но где она находится в настоящее время ему не известно.
Портному была предъявлена записка, написанная им. Он был также ознакомлен с протоколом обыска у Ко-зачинского в той части, где говорилось об обнаружении записки, в которой упоминалась его дочь. Тогда Портной заявил, что записку писал лично он, но Козачинский ему не известен, и ему непонятно, каким образом эта записка могла попасть к нему. Портной утверждал, что записку он писал лично для себя, чтобы иметь возможность узнать по телефону о результатах экзаменов его дочери.
— Но, если записку вы писали для себя, то зачем же указали полностью фамилию, имя и отчество дочери?
Портной смутился и явно растерялся. Он очень неуверенно объяснил, что когда делал эти записи, то не отдавал отчета в своих действиях. В записной книжке Козачинского, изъятой при обыске, были указаны фамилия, имя, отчество, адрес и телефон Портного. Он ознакомился с этой записью, но ничего не ответил.
Выслушав зачитанные ему показания Козачинского, в которых последний признал получение от него взятки, Портной все же продолжал это отрицать. Криминалистическая экспертиза подтвердила, что записка с вышеуказанными записями, найденная при обыске у Козачинского, выполнена Портным.
На очной ставке с Козачинским Портной признал, что знает Козачинского как покупателя магазина, где он работал директором, и рассказал, что однажды, когда Козачинский пришел за покупками в магазин, он попросил выяснить результаты сдачи экзаменов его дочерью в 1-м медицинском институте. Козачинский просьбу выполнил, но за это он, Портной, якобы взятки не давал. Однако виновность Портного в даче взятки была установлена изложенными выше доказательствами.
Таким же образом, как и в отношении Верейкиной, Казанцевой, Портного, Шуйфер и Рабинович, были собраны доказательства, изобличающие и других взяткодателей. Виновные во взяточничестве были осуждены к различным наказаниям.
Напишіть відгук