Запорожского  адвоката  Олега  Мороза  его  боевые  товарищи  по  Афганистану  уважительно  называют  «Запорожский  Маресьев».  И,  надо  сказать,  небезосновательно.  В  судьбах  этих  двух  людей  действительно  много  общего.  Как  и  герой  книги Бориса  Полевого   «Повесть  о  настоящем  человеке»,  Олег  потерял  на  войне  обе  ноги.  Так же,  как  и  Маресьев,  он,  наперекор  всем  смертям,  сумел  не  только  выжить,  но  и  вернуться  к  полноценной  жизни.  Кавалер  двух  орденов  Красной  Звезды  Олег  Мороз  является  одним  из  самых  востребованных  юристов запорожского региона.  Как  и  Маресьев,  с  которым,   кстати,  он  встречался,  Олег,  несмотря  на  инвалидность,  не  нуждается  в  помощи  окружающих,  все  делает  сам.  Даже  танцует  современные  быстрые  танцы.  И  те,  кто  его  видит  впервые,  не  подозревают,  что  перед  ними  человек  без  ног – на  протезах.  Сегодня  ветеран  войны   в  Афганистане Олег Мороз – наш собеседник. 

       —Олег  Николаевич,  Вы  родились  в  Запорожье?

     -Да,  на  Бабурке  жил, в Хортицком районе Запорожья.  Девятую  школу  окончил.  Еще  в  школе  я  занимался  парашютным  спортом,  стрелял,  бегал,  собирался  стать  профессиональным  военным.

       -А  в  Афганистан  как  попали?

      -Девятого  апреля  1986  года  меня  призвали  в  армию.  Десять  дней  были  на  пересыльном  пункте  в  Симферополе.  Уже  там  нам  сказали,  что  пойдем  в  Афганистан  исполнять  интернациональный  долг.  Потом  для  подготовки  нас  отправили  в  Нагорный  Карабах.

        -Подготовка  была  серьезной?

        -Гоняли  по  горам  нас  хорошо.  Комбат  кричал,  что  будет  делать  из  нас  снайперов  и  асов  по  вождению  техники  и  т.д.  А  месяца  через  три  мы  были  уже  в  Кабуле.  Из  Кабула  сразу – в  Баграм.  Конечно,  можно  было  остаться  и  в  учебке,  на  сержантской  должности.  Такое  предложение  нескольким  курсантам,  в  том  числе  и  мне,  было  сделано.  Но  никто  не  захотел  отставать  от  товарищей,  поэтому  все  оказались  в  Афгане.  Время  такое  было.  Все  мы  были  патриотами той большой страны.

    — В  общем,  Афганистан  не  стал  для  Вас  неожиданностью,  внутренне  Вы  были  подготовлены  к  нему.

        -Да,  внутренне  я  был  готов  к  нему,  а  вот  к  климату  афганскому  пришлось  какое-то  время  привыкать.  Дело  в  том,  что  в  Степанакерте  нас  донимали  дожди  и  сырость,   а   в  Афгане  в  августе – жара  50-60  градусов.  Первую  неделю  тяжело  было.  Отвар  верблюжьей  колючки  пили,  она  хорошо  утоляет  жажду.

        -Дыхание  войны  ощутили  сразу,  когда  оказались  в  Афганистане?

        -Как  вам  сказать…      Вот  в  фильме  «Девятая  рота»  показывают: привезли  новичков  на  взлетку.  На  этой  взлетке  и  нас  высаживали  из  самолета.  Рядом  со  взлеткой – диспетчерская.   Как  раз  там  дислоцировался  наш  отдельный  батальон  охраны.  И  вот  там,  в  палатках,  в  управлении  батальона,  с  нами  проводили  инструктаж.  Непосредственно  в  боевых  действиях  мы  еще  не  участвовали,  но  каждый   день  и  каждую  ночь  слышалась  стрельба.  Конечно,  такого  не  было,  как  на  передовой,  но  дыхание  войны,  как  вы  говорите,  ощущалось  постоянно.

       -Случайно  не  в  девятую  роту  попали  при  распределении?

        -Нет,  я  попал  в  первую  роту.

        —Кстати,  что  Вы  можете  сказать  о  фильме   «Девятая  рота».  Смотрели?

        -Конечно,  смотрел.  Честно  скажу,  фильм  мне  понравился.  Есть,  конечно,  немного  фантастики,  вымысла.  Много  спецэффектов.  Но  из  всех  фильмов  об  афганской  войне  этот  больше  всего  понравился.

        -Тяжелый  фильм,  жестокостей  много.

        -Это  же  война.  Правда,  в  фильме  все  чуть-чуть  преувеличено.  То  есть,  если  «старики»  где-то  и  воспитывали  молодежь,  так  это  же  для  пользы  дела.  Я  не  против  такой  дедовщины.  На  «точках»,  как  правило, — 30-40  солдат  и  один  офицер.  Сам  он  за  всем  не  усмотрит.  А  такая  дедовщина  помогает  держать  дисциплину.  Если  она  в  пределах  нормы,  разумеется,  без  жестокости  и  садизма.

        -В  «Девятой  роте»  есть  эпизод  торговли  оружием.  Неужели  было  и  такое?

        -Этот  эпизод  в  фильме,  конечно,  накручен.   Если  бы  прапорщик  продал  пулемет,  а  солдату  выдал  другой,  с  кривым  стволом,  его  сразу  бы  расстреляли.  Такого  в  Афгане  не  могло  быть.

фото. Аэродром Баграм 

-Какие  боевые  задачи  стояли  перед  вашей  ротой?

        -Мы  обеспечивали  нормальную  работу  самого  большого   в  Афгане   военно-транспортного  Баграмского  аэродрома.  Находились  мы  в  пяти-шести  километрах  от  него.  И  если  «духи»  запускали  реактивные  снаряды,  бомбили  этот  объект,  мы  должны  были  погасить  их  огневые  точки.  А  если  сами  не  могли  этого  сделать,  вызывали  артиллерию  или  авиацию.

        -Вблизи  вашей заставы  были  какие-нибудь  поселения?

        -Мы  находились  в  так  называемой  «зеленой  зоне».  А  это  сплошные  кишлаки.  Основное  занятие  их  жителей – виноградники.  В  течение  весны,  лета  они  работали  на  виноградниках,  а  зимой  шли  в  банды,  чтобы  заработать  денег.  Сегодня  он  крестьянин,  а  завтра  он  уже  с  автоматом.  Были,  конечно,  и  постоянные  вояки,  душманы  по  призванию,  которые  потом  воевали  и  в  Чечне.

         -Под  обстрел  ваша  рота  попадала?

     -У  нас  почти  каждый  день  такие  инциденты  были.  Обстреливали  нас  с  минометов.  По  сути  дела  все  банды  были  известные.  Против  первой  роты  воевала  банда  Шафака.  Против  второй – банда  инженера  Хашима    и  т.д.  Все  они  когда-то  получили  образование  в  Советском  Союзе.  Почему  инженер  Хашим?  Потому что  он  в  основном  вел  минную  войну,  минировал  дороги.  От  заставы  до  заставы  всего  один  километр,  но  бывало  так,  что  колонна  целый  день  шла  этот  километр.

        -А  кто  охранял  эти  колонны? 

       -Это  тоже  входило  в  наши  обязанности.  Например,  в  начале  осени  надо  людям  на  «точки»,  что  находятся  в  «духовской»  зоне,   забросить  продукты.  Можно  сказать,  что  это  была  целая  операция  по  доставке  продуктов  на  эти  «точки».  Шли  две-три  машины  и  обязательно  охрана.

        -Вы  лично  убивали  «духов»?

        — Они стреляли в нас, мы стреляли в них. Я  не  подходил,  не  щупал  у  них  пульс. Бегает  он  за  кустом,  я  стреляю  туда,  вроде  он  упал.  А  убит  он  или  нет,  я  не  проверяю.  В  фильме  показывают,  что  каждый  наш  солдат  по  20-30  человек  за  свою  службу  убил.  Конечно,  это  не  так. 

         — Что  с  Вами  случилось,  как  Вы  лишились  ног.  Ранение?

         -Да,  когда  это  случилось,  я  уже  был  достаточно  опытным  бойцом.  Мы  выставляли  новую  «точку»  и  попали  под  обстрел.  Три  дня  нас  клепали,  как  только  хотели.  На  четвертый  день  начался  минометный  обстрел.  У  нас  было  много  молодых  бойцов,  началась  стрельба  куда  попало.  Дым,  пыль…  Я  забежал  в  крепость,  по-афгански  в  дуван,  и  хотел  залезть  наверх,  чтобы  оттуда  определить,  где  «духи».  И  в  этот  момент  у  моих  ног  разорвалась  мина.

          -И  укрыться  от  нее  заранее  было  невозможно?

          — Если  бы  не  было  шума,   ее  было  бы  слышно,  и  у  меня  была  бы  возможность  как-то  обезопасить  себя.  А  я  ее  увидел  в  последнюю  секунду.  Единственно,  что  успел, — упасть.  И  в  это  время  она  у  меня  в  ногах  рванула.  Если  бы  взорвалась  метрах  в  трех  от  меня,  то  вряд  ли  я  остался  бы  в  живых.  А  так  у  меня  пострадали  только  ноги.

           -Вас  сразу  на  носилки  и  в  медсанбат?

           -Не  сразу.  Продолжался  бой, и  было  много  раненых.  Я  сгоряча  попытался  подняться  на  ноги – не  смог.  Боли  сначала  я  никакой  не  чувствовал.  Видимо,  шоковое  состояние  было.   Сижу – сознание  какое-то  притупленное,  чувствую,  что  подо  мной  что-то  горячее.   А  это  кровью  все  было  залито.  В  общем,  меня    подобрали,  положили  на  какую-то  дверь,  наложили  жгуты  и  на  БМП  отвезли  в  медсанбат.  Это  случилось  девятого  февраля,  а  через  шесть  дней  мне  исполнилось  двадцать  лет.

фото. Дежурное звено Баграма       

-В госпиталях  долго  были?

          -Одиннадцать  месяцев.  Сначала  в  медсанбате  в  Баграме,  потом  отвезли  в  Кабул.  Оттуда – в  Ташкент,  в  340-й  госпиталь.   И  25  февраля – в  Петербург.  А  там – военно-медицинская  академия,  институт  протезирования.

           — Какой  момент  в  вашей  госпитальной  жизни  был  самым  тяжелым?

             -Таких  моментов  было,  пожалуй,  два.  Первый,  когда  я  очнулся  после  операции.  Я  еще  не  знал  тогда,  что  такое   фантомные  боли.  Это  когда  чувствуешь  то,  чего  уже  нет.  На  одной  ноге  я  ощущал  боль  пальца,  на  другой – стопы.  Как  будто  она  чем-то  поцарапана.  Щемящая  боль.  Когда  я  проснулся,  почувствовал,  что  ноги  болят.  Значит,  думаю,  они  целые.  Рядом  была  медсестра,  и  я  начал  рассказывать  анекдоты.  Хи-хи,  ха-ха.  А  потом  как  открыл  одеяло,  а  там  вместо  ног  пустота,  одни  культышки.  Ну,  я  и  сорвался,  ударился  в  истерику,  мол,  что  вы,  идиоты,  сделали  со  мной!  Мне  же  только  двадцать  лет!  Потом  пришел  хирург  и  осадил  меня: «Это  не  я  виноват, — говорит, — это  виноват  тот  «дух»,  который  стрелял  в  тебя.  И  вообще,  что  ты,  как  девочка,  разорался».  На  меня  это  как-то  подействовало,  я  немного успокоился.

фото. Баграм. После душманского обстрела       

-А  второй  момент  с  чем  был   связан?

          -Это  было  уже  в Ленинграде,  в  госпитале  тоже,  когда  ко  мне  родители  впервые  приехали.  Тут,  понимаете,  такое  дело.  О  своем  ранении  я  не  сообщал  родителям.  Письма  писал  им,  но  отправлял  сначала  товарищам,  а  они  уже  пересылали  родителям.  Но  однажды  я  нарушил  такой  порядок  переписки.  У  моей  будущей  тещи  18  марта – день  рождения.  И  я  попросил  медсестру  отправить  ей  поздравительную  открытку.  А  моя  родня  пришла  как-то  к  моей  будущей  жене  и  увидела  мой  ленинградский  адрес.   В  общем,  они  разоблачили  меня.  Ну,  и  сразу  родители  приехали  ко  мне  в  Ленинград.  Вышло  это  как-то  неожиданно,  я  не  был  готов  к  такой  встрече.

         -Чем  она  Вас  пугала?

         -Я  не  хотел,  чтобы  близкие  мне  люди  видели  меня  в  таком  жалком  состоянии.  А  вид  у  меня  действительно  был  жалким.  Я  был  измучен  операциями.  У  меня  все  бока  были  порезаны: кожу  брали  для  ног.  Я  был  худым,  как  палец.  Глаза  запали,  большая  потеря  крови.  Я  лежу  в  палате,  заходит  врач  и  говорит: «К  Вам  приехали».   Я  спрятался  под  одеяло.  Они  вошли  и  молчат.  Я  тоже  лежу,  молчу.  Потом  откидываю  одеяло  и  говорю: «Что,  пришли  вот  на  это  посмотреть?»  Мать  ко  мне: «Что  ты,  сынок,  все  нормально».  Это  самый  тяжелый  момент  был  для  меня.  

         -Почему  Вы  выбрали  профессию  юриста?

         -Честно  скажу,  когда  вернулся  из  госпиталя,  я  еще  не  знал,  чем  буду  заниматься  на  гражданке.  А  тут  как  раз  получилось,  что  в  ЗГУ  открылась  кафедра  правоведения.  И  я  решил  испытать  себя  в  этой  профессии.  Сегодня  уже  могу  сказать  твердо,  что  я  не  ошибся  в  выборе.

           -Нравится?

           -Я  чувствую,  что  это  как  раз  то,  что  мне  нужно.

             -Но  проблем  в  этой  сфере  деятельности,  по-моему,  достаточно.

              -Разумеется.  Особенно  в  работе  по  уголовным  делам.  И  чем  дальше,  тем  хуже,  потому  что  много  несправедливости.  Я  согласен:  преступники  должны  нести  наказание.  Но  когда  под  обвинение  попадают  невинные  люди – это  неправильно.

             -А  с  чем  это  связано?

             -Бывает  так,  что  судья  выносит  оправдательный  приговор,  а  его  отменяют.  У  адвокатов  меньше  шансов  добиться  справедливости,   чем  у  обвинения  добиться  желаемого  результата.  Я  все  надеялся,  думал,  что,  может  быть,  что-то  изменится.  Меняется  что-то,  но,  к  сожалению,  в  худшую  сторону. 

         — Ну,  а  как  личная   жизнь  сложилась?  Семья  есть?   

         -Есть  жена  Инна  Юрьевна,  работает  на  кафедре  детской  хирургии  от  медуниверситета.  Есть  две  дочери – Настя  и  Яна.  Настя  только  что  окончила  Харьковскую  юридическую  академию.  А  Яна  учится  пока  в  школе.  Так  что  в  этом  плане  все  в  порядке.

          Сегодня мы увидели нашего собеседника на митинге в центре Запорожья, возле памятника участникам локальных войн — воинам-интернационалистам, с гвоздиками в руке. И без головного убора на морозе. Так он и снялся на фото.

     — Не холодно без шапки?

     — Нет, моя же фамилия Мороз!

Сегодня у героя афганской войны Олега Мороза еще и день рождения. «Хроники и комментарии» присоединяются к поздравлениям.

       Николай  ЗУБАШЕНКО,  Валерий  ПОЛЮШКО.

 

          Фото: operkor, lib.rus.ec