— Спросили? – он не узнавал своего голоса.
— Да… — всхлипывала дочь, стараясь прикрыть руками разорванное платье на груди.
— Что? – не смотрел на нее, это было выше его сил.
— Какой я национальности… — откуда-то далеко доносился ее голос.
— И все?
— Да… — тихо шепнула дочь и замолчала.
— Успокойся, — он легким движением провел рукой по ее голове, — могло быть еще хуже…
И вышел из комнаты. Вспомнил, как на прошлой неделе сосед с пятого этажа, встретив на лестнице, спросил:
— Думаешь отсидеться, дорогой, в своей квартире? – И поправил винтовку за плечом.
А он тогда молча прошел мимо. Не захотел вступать в разговор.
Теперь сам пришел к нему. Позвонил. Долго стоял, прислушиваясь, никто не шел открывать. Потом в проеме дверей возникла заспанная соседка. И на вопрос: — Где хозяин? – ответила:
— Нету его дома, где-то внизу в окопах.
Пришлось спускаться вниз и долго стоять у подъезда, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. На улице не горели фонари, он уже и не помнил, когда видел их зажженными, только дома стояли темными глыбами, уносясь крышами куда-то в небо.
Стояла мертвая тишина, казалось, что так было всегда. Но он помнил другие времена, когда эта улица была светла и они с женой гуляли вдвоем возле дома и строили планы, как будут проводить свой отпуск, поедут ли куда-нибудь по профсоюзной путевке или плюнут на все и отправятся к родителем в село на целое лето!
Не успели оглянуться, а родители оказались совсем в другой державе, куда добраться было невозможно, стояли кордоны, да к тому же уже не помнится, сколько месяцев на их улице идет война. Все перекопано, кругом ходы сообщений, окопы во весь рост, так и смотри в оба, чтобы куда-нибудь не загреметь. Хорошо, что хоть днем можно еще бегать на работу да по магазинам. Иначе было бы уже конец всему. А теперь пришла очередь и его.
— Что, забыл чего? – узнал он голос соседа, и тот, осторожно оглядываясь, вырос перед ним, цепко держа в руках свою видавшую виды трехлинейку. Небось, защищала Москву в сорок первом, не меньше.
— Да вот ищу тебя. – ответил, чувствуя, как какой-то холод охватывает все его существо, и он начинает волноваться, совсем как когда-то в далекие времена его службы в армии, когда он выходил на рубеж перед тем, как ринуться по команде сломя голову на полосу препятствий.
— А-а! – догадался тот. – Решился, наконец! Давно пора.
Помедлив, сосед добавил:
— Вовремя ты подоспел. Сейчас будем штурмовать второй подъезд.
И он пошел за соседом на боевые позиции. Спрыгнул в траншею и наклоняя голову, чтобы она не высовывалась из окопа, и ее не заметил снайпер, продефилировал следом, шагнул куда-то по ступенькам вниз и оказался в землянке. Там уже было человека четыре из их дома, и они радостно встретили новичка.
— Молодец!
— Давно бы так!
— Хотел отсидеться за чужими спинами?!
А один из них, сторож детского сада, что был расположен возле их дома, уже протягивал ему автомат Калашникова:
— На, бери, хорошая штука! И безотказный.
Сам сторож воевал еще в Афгане, и теперь передавал свой богатый опыт молодежи:
— Я возьму под прицел окна второго этажа. У них там главные силы. А вы со всех ног бегите туда и врывайтесь в подъезд. Всем ясно? – сторож внимательно обвел всех своими прищуренными от долгой и не совсем сытной жизни глазами, и они согласно закивали ему, мол, все понятно, так и будем делать.
И он вновь почувствовал озноб, внезапно прокатившийся по телу, и неприятно запрыгали губы, пришлось крепко придавить челюсти, чтобы не выдать себя.
Потом они долго стояли на дне траншеи и присматривались к дому, который через минуту собирались атаковать. Главное, чтобы не успели сбить их, пока они будут бежать. А там их уже никто не остановит.
— Готово? – услыхал он рядом хриплое дыхание сторожа и так же хрипло ответил:
— Да!
— Ну, с Богом! – сказал сторож, подымая над бруствером пулемет и отправляя в сторону дома первую очередь.
Он пружинисто оперся на руки и одним махом взлетел над бруствером и тут же ринулся очертя голову в сторону мрачно застывшего дома по окнам второго этажа которого неслись из-за его спины свистящие стаи пуль.
К рукам ладно прикипел автомат, как когда-то на учениях в далекое теперь время службы и он в несколько прыжков достиг спасительного подъезда, вскочил в него и быстро, вниз — вверх, коротко татакнул в его руках автомат, открывая путь вперед.
Одним скачком взлетел на второй этаж, на мгновение приник к двери первой квартиры, что темным пятном светилась перед ним, стараясь обостренным слухом различить, что за нею делается и одним рывком открыл, посылая вперед одновременно веером по коридору, слева направо, вновь гроздь пуль, как учили когда-то экономно их тратить. Тишина, он вперед, и ногой распахнул двери в комнату, в другую, никого. Только на полу женщина старается своим телом защитить детей.
— Кто здесь есть кроме тебя? – казалось, не спросил, а выдохнул он одним словом, спиной чутко слушая чужую тишину квартиры.
— Никого, только мы, — у женщины испуганно дрожали губы, из-под ее руки смотрели на него две детские мордашки, девочки и мальчика. Как у него, только эти младше.
Он повел автомат в их сторону и увидел, как у женщины высохли губы, а глаза замерли и уставились на дуло автомата.
— Не убивай! – тихо попросила она.
— Что ты тут делаешь? – услыхал он за своей спиной голос и в комнату ввалился сторож.
— Давай, кончай их, и идем дальше. Я уже осмотрел весь дом, никого нет. Все убежали. Только эти остались.
Сторож чертыхнулся, приподымая пулемет, все-таки уже тяжелый для его лет. Он успел рвануть ствол в сторону, и очередь распорола потолок пополам, обдавая их известкой и вонючим запахом пороха.
— Ты, что? – бешено заорал на него сторож, вырывая пулемет и стараясь не упасть вместе с ним. — Если такой жалостливый, то тогда не приходил бы!
— Ладно, ладно, — он не смотрел в ту сторону, где притаилась женщина с детьми, — фронтовик херов, тебе бы только людей убивать!
Виталий ШЕВЧЕНКО (для «Хроник и комментариев»)
Запорожье
ХРОНИКИ и КОММЕНТАРИИ 